Интернациональная коммунистическая партия


Сорок лет органичной оценки событий в России в драматическом международном общественно-историческом развитии


(1957)
Содержание:

- A.   Россия против Европы в 19 веке

- B.   Перспективы гибели последнего феодализма

- C.   Неизгладимая русская эпопея мировой пролетарской революции

- D.   Мрачная траектория усеченной революции



A. Россия против Европы в 19 веке

1. Целью одной из первых битв, которую вели марксистские социалисты по вопросу о "роли" России в европейской политике, было опровержение ошибочного положения, согласно которому выводы исторического материализма не могли быть применены к России. Изучение первого капитализма в Англии привело к универсально обоснованным социальным выводам, которые марксистский интернационализм применил к Франции, Германии и США. Поэтому наша школа никогда не сомневалась, что этот же исторический ключ даст нам доступ к России - стране, которая, казалось, навсегда закрыла свои двери перед лицом буржуазного общества с разгромом наполеоновских штыков, сдерживавших все на протяжении целого столетия.

2. Для России, как и для других европейских стран, марксизм ожидал и призывал к великой русской буржуазной революции, которая пойдет по стопам английской и французской революций, а также революций 1848 года, которые охватили пламенем и потрясли всю Центральную Европу. Маркс с трепетом ожидал и выступал за свержение феодального способа производства в России, тем более что в его глазах страна царя играла роль оплота антилиберальной и антикапиталистической реакции в Европе. В период войн, направленных на создание буржуазных национальных государств в Европе - период, закончившийся в 1871 году, - каждая война оценивалась марксизмом по ее способности принести поражение и катастрофу Петербургу: за такую позицию Маркса даже обвиняли в том, что он является агентом антирусского пангерманизма! Он считал, что пока царизм оставался в неприкосновенности, он представлял собой барьер не только для буржуазной революционной волны, но и для того, что должно было последовать за ней: европейской революции рабочих. Освободительные движения угнетаемых царем народов, классическим примером которых является Польша, были полностью поддержаны Первым Интернационалом.

3. В исторической доктрине марксистской школы период социалистической поддержки войн, ведущихся с целью создания современных государств, борьбы за национальное освобождение и либеральных революций заканчивается в Европе в 1871 году. На горизонте все еще стояла преграда в виде России, вечно преграждающей путь пролетарскому восстанию против "конфедеративных национальных армий" и посылающей своих казаков на защиту не только Священных империй, но и капиталистических парламентских демократий, цикл развития которых на Западе был завершен.

4. Марксизм с самого начала занимался социальными вопросами России, изучая ее экономическую структуру и развитие классовых противоречий. Это ни в коем случае не отменяло того, что цикл социальных революций нужно искать, выдвигая на первый план первостепенное значение международного баланса сил, как в тщательной проработке Марксом различных этапов революции, условия которой, в отношении зрелости социальной структуры, проявляются именно в международном масштабе. Сразу же возникает вопрос: можно ли было ускорить историческое развитие в России, не достигшей ещё уровня Европы начала XIX века, не говоря уже о 1848 году? Маркс ответил на этот вопрос в 1877 году в письме написанном в одно из периодических изданий, а в 1882 году - в предисловии к переводу "Коммунистического манифеста" на русский язык, выполненному Верой Засулич. Возможно ли было для России перескочить через капиталистический способ производства?

Ответ на этот вопрос был отчасти положительным: да, "если русская революция станет сигналом для пролетарской революции на Западе, так чтобы обе дополняли друг друга". Но в своем первом ответе (1877), указывая на буржуазную аграрную реформу 1861 года и отмену крепостного права (реформу, которую Бакунин, резко критикуемый Марксом и Энгельсом, восхвалял, но которая вместо этого означала окончательный распад первобытного коммунизма русской деревни), Маркс сказал, что возможность выхода России из капитализма на грани потери: "Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она шла с 1861 года, то она потеряет лучший шанс, который история когда-либо давала народу, и испытает все роковые превратности капиталистического режима [...] втянувшись в водоворот капиталистической экономики, он должен будет, подобно другим бренным народам, подчиниться ее неумолимым законам". Вот и все, прямо заключает Маркс: И так оно, собственно, и было. После провала и предательства пролетарской революции в Европе современная Россия скатилась в капиталистическое варварство. Некоторые работы Энгельса о старой сельской русской коммуне (мир) показывают, что в 1875 году и тем более в 1894 году капиталистический способ производства, казалось, одержал верх. С тех пор он господствовал в городах и, частично, в сельской местности России, и все это при царской власти.

5. Наряду с капиталистической промышленностью, которая в России возникла в результате прямых государственных инвестиций, нежели примитивного накопления, появился городской пролетариат и марксистская партия рабочего класса. Как и первые марксисты в Германии до 1848 года, партия столкнулась с проблемой двойной революции. Ее теоретические позиции, представленные в первый период Плехановым, а затем Ленином и большевиками, полностью соответствовали европейскому и международному марксизму, особенно по аграрному вопросу, который имел первостепенное значение в России. Каков будет вклад в этой двойной революции сельских классов, крайне обедневших крепостных и крестьян, которые, хоть и были легально освобождены, стали жизнь хуже, чем при феодализме? Во всем мире крепостные и мелкие крестьяне поддерживали буржуазные революции и восставали против привилегий помещичьего дворянства. В России, однако, феодальный режим не мог быть охарактеризован как центробежный, как это было в Европе и, в частности, в Германии. Центральная государственная власть и национальная армия были централизованы в России на протяжении нескольких столетий, что было исторически прогрессивным обстоятельством вплоть до XIX века. Эта централизация была установлена не только на политическом уровне, что касается исторического происхождения армии, монархии и государства, которые были импортированы извне России, но и на уровне социальной структуры: государство и корона (и некоторые религиозные институты, которые были не менее централизованы) владели большим количеством земли и крепостных, чем феодальное дворянство. Из этих обстоятельств вытекает марксистское определение России как государственного феодализма: того, который так хорошо выдержал атаки французской демократической армии, что Маркс в течение многих лет призывал к вмешательству европейских, турецких и немецких армий, чтобы уничтожить его. Вкратце, путь от государственного феодализма к государственному капитализму в России оказался короче, чем европейский путь от молекулярного феодализма к централизованным капиталистическим государствам и от раннего автономистского капитализма к концентрированному и империалистическому капитализму.


B. Перспективы гибели последнего феодализма

6. Эти извечные формы объясняют, почему в России так и не сформировался класс буржуазии, сравнимый по силе с западными буржуазиями, и почему, как следствие, прививка пролетарской революции к буржуазной революции (как ожидали марксисты) представляла в России еще большие трудности, чем в Германии. Подход Энгельса к проблеме слабости немецкой революционной традиции (которая, в отличие от Англии, была полностью обессилена религиозной реформацией) состоял в том, чтобы проследить историческую войну крестьян 1525 года и ужасное поражение, которое они потерпели из-за трусости городской буржуазии, реформированного духовенства, а также низшего дворянства. Однако в России, где буржуазный класс политически отсутствовал, как и мелкое дворянство, и где отсутствовало мятежное духовенство, могло ли крестьянство выполнить задачу буржуазии? Это был бы первый вопрос, по которому марксисты вступили в борьбу, теоретическую и практическую, против всех других партий. Согласно историческому сценарию наших противников, русская революция была бы не пролетарской и не буржуазной, а крестьянской. Что касается нас, то мы определяли крестьянскую революцию как просто другую сторону городской буржуазной революции, и за более чем столетие полемики и классовых войн марксизм не переставал возражать против чудовищного понятия "крестьянский социализм". По мнению наших противников, такой социализм возник бы в России из движения мелких крестьян за утопический уравнительный раздел земли, а бессилие буржуазии и фактор молодого пролетариата, по их мнению, позволили бы бедному крестьянству вместо городских классов взять под контроль государство. Они не принимали во внимание грозную энергию, которую мог черпать российский рабочий класс благодаря своему положению качестве секции европейского пролетариата. Буржуазия рождается как национальный класс и не переносит классовую энергию за границы, а пролетариат рождается как международный класс и как таковой участвует во всех "внешних" революциях. Что касается крестьянства, то оно не достигает даже национального уровня.

На этих основах Ленин разработал марксистскую доктрину "русской революции", в которой коренная буржуазия и крестьянство были отброшены как действующие лица, а главная роль отведена пролетариату.

Эта тема развита и документирована в нашем тексте: "Россия и революция в марксистской теории" (печатался в нашей прессе с № 21 за 1954 год по № 8 за 1955 год).

7. Таким образом, возникают два важных вопроса: аграрный и политический. В отношении первого социалисты-революционеры выступали за раздел земли, меньшевики - за муниципализацию, большевики - за национализацию. Все эти платформы, по словам Ленина, являются платформами буржуазно-демократической, а не социалистической революции. Однако третья платформа является самой передовой и создает наилучшие условия для пролетарского коммунизма. Еще раз процитируем Ленина из "Двух тактик социал-демократии в демократической революции". "Идея национализации земли есть тогда категория, принадлежащая меркантильному и капиталистическому обществу". В современной России на этой стадии находится только та часть сельского хозяйства, которая организована в совхозы - самая незначительная часть; остальная часть же еще более отсталая.

Что касается вопроса о власти, то меньшевики были за то, чтобы позволить буржуазии захватить власть, после чего перейти в оппозицию (в 1917 году они сотрудничали бы в правительстве вместе с буржуазией). Популисты были за иллюзорное крестьянское правительство - и с Керенским они закончили тем же, что и меньшевики. Большевики выступали за захват власти и установление демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Прилагательное "демократическая" и существительное "крестьянство" Ленин объясняет следующим образом: "такая победа еще ни в коем случае не превратит нашу буржуазную революцию в социалистическую"…"Социально-экономические реформы, ставшие для России необходимостью, сами по себе не означают подрыва капитализма [...] напротив, они впервые действительно расчистят почву для широкого и быстрого европейского, а не азиатского развития капитализма"…"такая победа позволит нам пробудить Европу; сбросив иго буржуазии, социалистический пролетариат Европы в свою очередь поможет нам совершить социалистическую революцию".

Как же быть с крестьянскими "союзниками"? Ответ Ленина столь же ясен. Маркс говорил, что крестьяне - "естественные союзники буржуазии", а Ленин добавляет: "[в подлинной и решительной борьбе за социализм] крестьянство, как класс землевладельцев, будет играть такую же предательски неустойчивую роль, какую сейчас играет буржуазия в борьбе за демократию".

В последней части книги "Россия и революция в марксистской теории" (№8, 1955) мы показали, что программа Ленина была такова: взять власть и установить диктатуру пролетариата в ходе буржуазной революции - против самой буржуазии и при поддержке только крестьянства. Он подкреплял это двумя аргументами: во-первых, необходимостью осуществления пролетарской революции в Европе - условие, без которого социализм не может победить в России, и, во-вторых, необходимостью избежать реставрации царизма, что означало бы восстановление белой гвардии в Европе.


C. Неизгладимая русская эпопея мировой пролетарской революции

8. В 1914 году разразилась предсказанная Марксом война между Германией и коалицией латинской и славянской рас; и, как он и предсказывал, в результате поражения царя возникла русская революция.

Россия в то время была в союзе с демократическими державами Франции, Англии и Италии. Капиталисты и демократы, а также ренегат-социалисты, принявшие идею антигерманской войны, считали, что царь стал врагом, которого необходимо свергнуть; либо потому, что они считали его неспособным вести войну, либо подозревая его в тайной подготовке союза с немцами. По этим причинам Первая русская революция в феврале 1917 года была встречена аплодисментами всех патриотов, демократов и социалистов, которые объясняли ее не столько тем, что массы, и в особенности солдаты, не могли больше терпеть, сколько ловкими маневрами союзных посольств. Хотя большинство правых российских социалистов не поддержало войну, они сразу же приступили к созданию временного правительства, которое продолжало бы войну в союзе с иностранными державами, и именно на этой основе они заключили компромисс с буржуазными партиями.

После возвращения Ленина и большевистских лидеров в 1917 году, партия большевиков, при полной поддержке Троцкого, отбросила свои первоначальные сомнения и приступила к задаче свержения правительства, которое так полюбилось меньшевикам и популистам.

В нашей работе "Экономическая и социальная структура современной России", особенно в первой части, мы использовали документы того периода, чтобы показать исторические события, которые привели ко второй революции, Октябрьской, 40-летие которой отмечается сегодня. В этой работе мы рассмотрели борьбу за власть в 1917 году в свете доктринальных вопросов, возникших внутри партии.

9. Завоевание власти коммунистической партией выражается в поражении в ходе гражданской войны всех других партий; буржуазных партий, а также так называемых рабочих и крестьянских партий, поддержавших продолжение войны Россией на стороне союзников. Это завоевание завершается рядом других факторов: победа большевиков в Общероссийском Совете над всеми вышеупомянутыми партиями: поражение, понесенное этими партиями, усугубляется в других местах, где они проигрывают борьбу за контроль над улицами вместе со своими внесоветскими союзниками: роспуск Учредительного собрания, созванного Временным правительством; наконец, разрыв большевиков с их последним союзником - левыми эсерами, сильными в деревне и сторонниками священной войны против немцев.

Эти огромные изменения произошли не без серьезной борьбы внутри партии, и исторический вывод был сделан только после четырех лет опустошительной войны, закончившейся разгромом контрреволюционных армий, состоявших из трех лагерей: сил феодального дворянства и монархии; сил, собранных Германией в 1917 году, как до, так и после Брест-Литовского мира; и, наконец, сил (включая польскую армию), мобилизованных с величайшим рвением демократическими державами.

Тем временем в европейских странах произошел ряд неудачных попыток рабочего класса захватить власть, продемонстрировав восторженную солидарность с большевистской революцией. Решающим событием стало поражение немецких коммунистов в январе 1919 года после военного поражения Германии и падения кайзера. Это был первый отход от исторического хода событий, предусмотренного Лениным, который до этого момента был великолепно реализован; особенно после принятия большевиками мира в марте 1918 года, решающего шага, который демократический мир по глупости квалифицировал как измену. Последующие годы подтвердили, что российская экономика, рухнувшая в страшном беспорядке, не получила помощи от победившего европейского пролетариата. В дальнейшем власть в России будет надежно защищена и сохранена, но уже невозможным станет решить экономический и социальный вопрос в России с помощью перспективы, разделяемой всеми подлинными марксистами, то есть диктатуры международной коммунистической партии над производительными силами, которых в Европе и после войны оставалось в избытке.

10. Ленин всегда отрицал - отрицал до последнего вздоха, как и все истинные марксисты-большевики, - что российская социальная структура может быть преобразована до такой степени, что приобретет социалистические черты, если русская революция не распространится на Европу, т.е. если европейская экономика останется капиталистической. Тем не менее, это не мешало ему постоянно настаивать на том, что власть в России должна быть захвачена и удерживаться в диктаторской форме партией пролетариата, поддерживаемой крестьянством. В связи с этим возникают два исторических вопроса. Во-первых, можно ли считать социалистической революцию, которая, как предсказывал Ленин, создает власть, обязанную (в ожидании новых международных побед) управлять социальными формами частного хозяйства? И, во-вторых, как долго можно допускать, что такая ситуация продлится, и существуют ли альтернативы, кроме открытой политической контрреволюции и возвращения к власти откровенно национальной буржуазии?

Для нас Октябрь был социалистическим. Но при отсутствии военной победы контрреволюции оставались не одна, а две возможности: либо аппарат власти (государство и партия) деградирует до уровня администрирования капиталистических форм и открытого отказа от надежд на мировую революцию (что, собственно, и произошло); либо марксистская партия надолго удержится у власти, посвятив себя поддержке революционной пролетарской борьбы во всех зарубежных странах и заявляя с той же смелостью, что и Ленин, что общественные формы в России остаются в основном капиталистическими (и даже докапиталистическими).

Первый вопрос должен быть приоритетным, поскольку второй связан с рассмотрением современной российской социальной структуры, ложно представленной как социалистическая.

11. Октябрьская революция, в первую очередь, не должна рассматриваться с точки зрения немедленного или очень быстрого преобразования форм производства и экономической структуры, а как фаза международной политической борьбы пролетариата. Тем не менее, она имела ряд важных особенностей, которые полностью выходили за рамки национальной, исключительно антифеодальной революции, и которые выходили за рамки того факта, что она возглавлялась пролетарской партией.

a) Ленин установил, что европейская и мировая война будет иметь империалистический характер "в том числе и для России", и что пролетарская партия, следовательно, должна открыто практиковать пораженчество, как она это делала во время русско-японской войны, которая вызвала начало борьбы 1905 года. Необходимость эта была не потому, что российское государство было недемократическим, а по тем же причинам, которые диктовали такую же обязанность всем социалистическим партиям в других странах. Развитие капиталистической и промышленной экономики в России было недостаточным, чтобы создать базу для социализма, но оно было достаточным, чтобы придать войне империалистический характер. Предатели революционного социализма, вставшие на сторону империалистических разбойников под предлогом защиты демократии "вечной ценности" - здесь против германской опасности, там против русской - отреклись от большевиков за прекращение войны и разрыв военных союзов и попытались нанести удар в спину Октябрьской революции. Но, несмотря на них, Октябрьская революция одержала победу над войной и мировым империализмом: и это было чисто пролетарское и коммунистическое завоевание.

б) Разгромив этих изменников, Октябрь отвоевал забытые принципы революции и восстановил марксистскую доктрину, которую предатели замышляли уничтожить. Каждому народу он показал путь к победе над буржуазией: применение насилия и революционного террора, презрение к демократическим "гарантиям", неограниченное использование важнейшего марксистского принципа диктатуры рабочего класса, осуществляемой коммунистической партией. Она навсегда заклеймила имбецилами всех тех, кто видит в диктатуре власть одного человека; и с еще большим основанием заклеймила тех, кто в своем страхе перед этой тиранией (как все сутенеры демократии) признает лишь власть аморфного и неорганизованного класса, т.е. класса, не объединенного в политическую партию. Мы же, напротив, уже более века утверждаем в своих текстах необходимость партии.

в) Несмотря на то, что рабочий класс появляется на политической сцене - и, что еще хуже, на парламентской сцене - разделенным на несколько партий, заключительный урок Октября показал, что путь вперед не может включать в себя осуществление власти вместе с этими партиями, а требует насильственной ликвидации этой своры прислужников капитализма, одного за другим, пока вся власть не будет принадлежать одной партии.

Все значение трех вышеприведенных пунктов заключается в том, что, возможно, именно в России особые исторические условия выживания средневекового деспотизма могли считаться исключением для развитых буржуазных стран; но несмотря на это, к аплодисментам или ужасу всего мира, путь, пройденный в России, был единственным путем, применимым во всем мире, как это установлено универсальной марксистской доктриной; путь, от которого ни Ленин, ни столь восхитительная партия большевиков, никогда не отклонялись ни на секунду, ни в мыслях, ни в действиях.

Как же скверно, что эти имена эксплуатируются людьми, которые, хотя и ужасно стыдятся такой славы, демонстративно хвастаются своим желанием праздновать ее: теми самыми людьми, которые, по сути, извиняюще говорят нам, что Россия была "вынуждена" идти этими путями из-за якобы конкретных обстоятельств и местных условий; и которые обещают и соглашаются, как будто это их жизненная миссия, что другие страны достигнут социализма другими и разнообразными национальными путями. Эти пути оказываются вымощенными всеми предательствами и позорами, которые можно найти в грязи оппортунистического свинарника, а именно: свобода, демократия, пацифизм, сосуществование и конкуренция.

Для Ленина революция на Западе была необходимым кислородом для социализма в России, в то время как для тех господ, что шествуют 7 ноября перед дурацким мавзолеем Ленина, кислород нужен только для того, чтобы капитализм продолжал колыхаться в остальном мире, чтобы они могли продолжать сосуществовать и блудить с ним.


D. Мрачная траектория усеченной революции

12. Основные положения второго вопроса, то есть об экономической структуре России на момент победы Октября, были изложены в ключевых работах Ленина. Мы подробно ознакомились с ними, а не ограничились несколькими цитатами вне контекста, которые уместны только в коротких и обобщенных статьях, и поместили его высказывания в рамки исторических условий, соотношения сил и исторического развития.

Русская революция была "двойной революцией", и так же как в Германии до 1848 года, на сцену вышли три исторических способа производства. В классическом анализе Маркса это были: средневековая военно-аристократическая империя, капиталистическая буржуазия и пролетариат - другими словами, крепостное право, наемный труд и социализм. Промышленное развитие Германии в то время было ограниченным, если не по качеству, то по количеству, но если Маркс и ввел третьего игрока, пролетариат, то только потому, что технико-экономические условия третьего способа производства уже полностью существовали в Англии, в то время как политические условия, казалось, присутствовали во Франции. В европейском масштабе социалистическая перспектива действительно существовала. Идея быстрого крушения абсолютистской власти в Германии в пользу буржуазии и последующего наступления молодого пролетариата против последней была связана с возможностью пролетарской победы во Франции, где после падения буржуазной монархии в 1831 году парижский и провинциальный пролетариат вступит в мужественную борьбу, которую, к сожалению, проиграет.

Великие революционные идеи остаются плодотворными даже тогда, когда история откладывает их реализацию. В перспективе Маркса Франция должна была заложить политическую основу с установлением пролетарской диктатуры в Париже; попытки были предприняты в 1831 и 1848 годах и достигнуты в 1871 году; хотя после этого коммунары погибли в пылу славы с оружием в руках. Англия должна была дать экономическую основу, а Германия - доктрину: ту самую доктрину, которую Лев Троцкий с удовольствием возродил в России классическим выражением перманентной революции. Но для Маркса, как и для Троцкого, перманентность революции может быть реализована только в международном масштабе, а не в жалком масштабе нации. Сталинисты осудили перманентную революцию своим идеологическим терроризмом: именно они подражали ей в пустой пародии, запятнанной патриотизмом.

По мнению Ленина (и мы все с этим согласны), в 1917 году революционная Россия, все еще столь же отсталая в промышленном отношении, как Германия в 1848 году, передала бы факел политической победы; высшее] разжигание пламени великого учения, охватившего всю Европу и весь мир. Побежденная Германия обеспечит производительные силы, экономический потенциал, а за ней последует вся остальная бурная Центральная Европа. Вторая волна должна была затопить "победоносную" Францию, Италию (где мы тщетно надеялись увидеть революцию уже в 1919 году), Англию, США и Японию.

Но в центрально-европейском и российском очаге развитие производительных сил в направлении социалистического способа производства не встретило бы препятствий и нуждалось бы только в диктатуре коммунистических партий.

13. В этом кратком обзоре результатов нашей работы мы должны теперь рассмотреть другой возможный исход: Россия останется изолированной, имея на руках блестящую политическую победу. Это была бы чрезвычайно выгодная ситуация по сравнению с 1848 годом, когда все сражающиеся нации остались под властью капиталистов, причем Германия была самой отсталой из всех.

Перечислим основные черты внутренней политики Ленина, проводимой в расчете на революцию на Западе, и запомним их накрепко. В промышленности: контроль над производством, а затем и управление со стороны государства. Это означало уничтожение частной буржуазии и, следовательно, политическую победу пролетариата - но, с другой стороны, это означало бы экономическое управление в рамках меркантильного и капиталистического способа производства, а значит, развитие лишь "основ" социализма. В сельском хозяйстве: уничтожение всех форм феодального порабощения и создание кооперативного управления крупными хозяйствами, с минимально возможной терпимостью к мелкому меркантильному производству; которое в 1917 году было доминирующей формой и неизбежно поощрялось разрушением (и в данном случае не только политическим, но и экономическим) феодального способа производства. Даже безземельные сельскохозяйственные рабочие, единственные "бедные крестьяне", действительно дорогие Ленину, уменьшились в числе, поскольку экспроприация богатых крестьян превратила их в землевладельцев.

Вопрос о том, как долго продлится эта ситуация, возник во время великих дебатов 1926 года. Сталин сказал: если правда, что полный социализм здесь невозможен, то мы должны отказаться от власти. Троцкий настаивал на том, что он верит в международную революцию, и что удерживать власть необходимо, даже если это означает ждать 50 лет. На это Троцкий ответил, что для изолированной России Ленин говорил о двадцати годах. Мы показали, что Ленин действительно говорил о двадцати годах "хороших отношений с крестьянством", после чего, даже если бы Россия еще не стала социалистической экономически, классовая борьба развернулась бы между рабочими и крестьянами, чтобы разрушить сельское микропроизводство и аграрный частный микрокапитал - гангрену революции.

Однако в случае гипотетической европейской рабочей революции микрособственность на землю, которая в ее нынешней "колхозной" форме неистребима, была бы быстро и радикально устранена без промедления.

14. Марксистская экономическая наука адекватно показывает, что сталинизм отстал гораздо больше, чем предполагал Ленин; прошло не двадцать, как он предвидел, а сорок лет, а отношения с колхозным крестьянством настолько же "хороши", насколько "плохи" отношения с промышленными рабочими. Промышленность управляется государством в режиме наемного труда и в меркантильных условиях, которые пока еще хуже тех, что существуют в явных капитализмах. К колхозному крестьянину относятся хорошо, как к кооператору колхозного предприятия (которое является частной, а не государственной формой капитализма) или, скорее, как к мелкому управляющему землей и капиталом.

Нет необходимости напоминать о буржуазных характеристиках советской экономики, которые простираются от торговли до наследования и накопления. Эта экономика никак не идет к отмене обмена между денежными эквивалентами и к неденежной оплате труда. Точно так же и отношения между рабочими и крестьянами развиваются в направлении, противоположном отмене - что характерно для коммунизма - различия между сельскохозяйственным и промышленным трудом, между ручным и интеллектуальным трудом.

Мы находимся на расстоянии сорока лет от 1917 года, и около тридцати лет от даты, которую Троцкий оценивал как возможную для сохранения власти (пятьдесят лет - это примерно 1975 год), а революция на Западе все еще не наступила. Убийцы Леона Троцкого и большевизма почти полностью построили капитализм в промышленности, то есть основы социализма. В сельском хозяйстве же, развитие его остается незавершенным, и они на все те же двадцать лет отстают от ленинского расчета в отношении ликвидации нелепой колхозной формы, того вырождения классического либерального капитализма, которым, по негласному соглашению с иностранными капиталистами, они хотели бы сегодня заразить промышленность и все отрасли жизни. Нам не придется ждать 1975 года, чтобы увидеть, как производственные кризисы, разворачивающиеся в двух противоборствующих лагерях, сметут тюки сена, курятники, маленькие индивидуальные гаражи и все жалкие творения отвратительного колхозного бытового идеала, этой современной аркадской иллюзии популистского капитализма.

15. В недавнем исследовании американских буржуазных экономистов о динамике мировой торговли было подсчитано, что нынешняя гонка за завоевание рынков (которая после второго мирового конфликта скрывалась за сомнительным пуританством "услужливой" Америки) достигнет критической точки в 1977 году. Таким образом, мы находимся на расстоянии двадцати лет от новой вспышки перманентной революции в международном масштабе; это предсказание совпадает с выводами той далекой дискуссии 1926 года, а также с выводами нашей работы за последние годы.

Для того чтобы избежать нового поражения пролетариата, теоретическое восстановление марксизма необходимо и не может ждать, пока третий мировой конфликт сплотит рабочих за всеми этими проклятыми флагами (ситуация, с которой столкнулся Ленин и которая потребовала от него огромных усилий после 1914 года). Оно должно быть начато раньше, с организации всемирной партии, которая без колебаний предложит свою собственную диктатуру. Любое колебание, по сути, равносильно ликвидации: особая слабость тех, кто имеет имбецильный вкус к "личностям", и кто любит объяснять ситуацию с помощью дворцовых революций и деятельности великих людей, или с помощью предателей, демагогов и прочих махинаторов.

В течение этих роковых двадцати лет мы предсказываем великий кризис мирового промышленного производства и коммерческого цикла, кризис, сравнимый по глубине с американским кризисом 1932 года, но не щадящий на этот раз российский капитализм. Этот кризис может стать основой для возвращения решительных и уже не микроскопических пролетарских меньшинств на марксистские позиции, которые отвергнут апологетику антироссийских псевдореволюционеров венгерского типа, т.е. тех, кто в полном соответствии со сталинизмом, борется бок о бок с крестьянами, студентами и рабочими.

Можем ли мы рискнуть спрогнозировать будущую международную революцию? Центральной зоной будут страны, которые ответили на разрушения Второй мировой войны мощным подъемом производительных сил: прежде всего Германия (включая Восточную Германию), Польша и Чехословакия. Пролетарское восстание, которое продолжится жестокой экспроприацией всех владельцев капитала (в настоящее время представляемого находящимся "в руках народа"), будет иметь свой эпицентр между Берлином и Рейном и быстро вовлечет в движение Северную Италию и Северо-Восточную Францию.

Такая перспектива недоступна слабым духом, тем, кто не хотят дать ни минуты относительного выживания ни одному из капитализмов; для них все капитализмы одинаковы и должны быть просто выстроены в ряд и расстреляны - даже если единственное оружие, которое у них имеется, это клизма вместо атомных ракет!

Очевидно, что Сталин и его преемники провели революционную индустриализацию России, но в то же время, кастрируя мировой пролетариат, они служили контрреволюции.В грядущей революции Россия будет резервом производительных сил, и только потом - резервом революционных армий.

После третьей революционной волны континентальная Европа станет коммунистической политически и социально, или же исчезнет последний марксист.

Британский капитализм уже израсходовал свои резервы, позволившие ему, как показали Маркс и Энгельс, буржуазифицировать рабочих по лэйбористски. На этот раз даже в десять раз более вампирический и деспотичный американский капитализм также потеряет свои резервы в высшем противостоянии. На смену отвратительной мирной конкуренции сегодняшнего дня придет социальная mors tua vita mea: борьба до смерти.

16. Вот почему наше поминовение обращено не к прошедшим сорока годам, а к предстоящим двадцати годам и их развязке.